Во время моей недавней поездки в Москву в один из вечеров я оказалась в компании трех молодых образованных россиян, которые пригласили меня за свой столик в ресторане сети Beverly Hills Diner. Я задала им несколько репортерского типа вопросов об их стране, но в конце концов разговор о России свелся к Америке.
“Америка хочет взять нас в окружение, – сказала 29-летняя Кристина Донец, макая кусочек поданной на десерт вафли в бабановый компот. – Мы наконец поднялись с колен, и вам это не нравится”.
Вернуться к написанию репортажей из России после десятилетнего отсутствия здесь – это во многом как навестить старого друга. Здесь я купила свой первый автомобиль (который потом угнали), встретила будущего мужа и впервые начала работать как журналистка.
Но с тех пор друг изменился. В чем-то – к лучшему: люди стали богаче, несмотря на падение рубля и рост инфляции, и больше путешествуют. Лучше всего по этому поводу выразилась одна добросердечная женщина, у которой я жила, когда в первый раз приехала в Москву в 1997 году: “Нам теперь больше не нужно стирать полиэтиленовые пакеты”. Ее крошечная зарплата с тех пор, как я ее видела последний раз, выросла вчетверо. Она смогла впервые поехать за границу, взяв пакетный тур в Тунис.
Но есть и темная сторона. Общество стало более настороженным и неуверенным, как подросток, постоянно глядящийся в зеркало. Олигархи готовили себе отходные пути всегда – дом в Лондоне, второй паспорт, – но теперь и мои собственные друзья ищут дороги к отступлению.
Интеллектуалы в разговорах со мной упоминали Берлин 1920-х годов и понятие “ресентимента” – введенный Фридрихом Ницше философский термин, который отражает ощущение кипящей обиды и чувство преследования, вытекающие из бессильной зависти к тому, кто воспринимается в качестве врага, и вызывающие враждебность к нему как к причине собственных неудач. Ресентимент является более сложным понятием, чем зависть или неприязнь. Этот феномен заключается в сублимации чувства неполноценности в особую систему морали. Этим объясняли рост германского фашизма в первой трети прошлого века. В сегодняшней России у ресентимента целый ряд мишеней: Украина, гомосексуалисты, европейские продукты и, прежде всего, США.
“Америка тычет нам в лицо своей демократией”, – кипятился таксист по имени Костя из Нижнего Новгорода.
Его главной претензией была “пропаганда педерастов”; наш разговор был спустя несколько недель после утверждения Верховным судом США однополых браков. “Вы все время говорите да, да, да и киваете головой, но иногда вы должны сказать нет”, – сказал он, добавив, что Россия наконец дала отпор Соединенным Штатам.
Конечно, за всем этим стоит целая история. Еще в XIX веке славянофилы и западники схлестнулись по поводу выбора правильного пути для России. В советские времена была жестокая конкуренция СССР с Соединенными Штатами. С тех пор была напряженность в отношениях, нередко связанная с американскими действиями во всем мире. (Примерами здесь могут послужить натовские бомбардировки Сербии в 1999 году и вторжение США в Ирак). Но и тогда не наблюдалось ничего подобного нынешнему отношению к Америке, которое в этом году опустилось на самый низкий уровень, с тех пор как почти 24 года назад распался Советский Союз. Об этом свидетельствуют результаты опросов, проводимых Аналитическим центром Юрия Левады (Левада-Центр) в Москве.
Антиамериканизм является сейчас более мощным, потому что он разжигается и во многом организован государством, к усилиям которого в этом направлении русские, несмотря на их грубый цинизм, оказались удивительно восприимчивы. С российского телевидения исчезли независимые голоса, и большинство каналов в настоящее время пляшут под одну общую дудку. Практически любая внутренняя проблема, от снижения курса рубля до аннулирования скидок пенсионерам на общественном транспорте, подается под соусом геополитического противостояния между Россией и Америкой, а политические волнения в любом месте страны представляются как инициированные госдепартаментом США.
“Америка хочет уничтожить нас, унизить, отнять наши природные ресурсы, – перечисляет директор Левада-Центра Лев Гудков ответы респондентов, с которыми он категорически не согласен. – Но почему? Для чего? Они не объясняют”.
Во время моего нынешнего приезда я много слышала от россиян об Америке, что можно было бы воспринять позитивно, если бы это не носило формы гневных посланий отвергнутого любовника после разрыва.
“Скажите ей, как хорошо мы все живем, гораздо лучше, чем в Европе, и как замечательно теперь в Крыму”, – горячо нашептывала женщина в облегающем платье одному из тех, у кого я брала интервью. Это, конечно, было из разряда других больших изменений, с которыми я столкнулась на этот раз.
Внутри России действия Путина в Крыму разрушили дружбу и раскололи семьи, разделив общество как никогда раньше за все время моего пребывания здесь.
Политика, при всеобщей одержимости, теперь кажется далекой, никем не посещаемой землей. Тем же, кто пытается плыть против течения, приходится за это платить. По словам Гудкова, он чувствовал себя “как еврей в гитлеровской Германии”, когда выступил против аннексии Крыма.
Этот шаг Кремля вызвал самый серьезный разрыв в отношениях с Западом после распада Советского Союза.
“Это как развод, – сказал Кит Дарден, профессор политологии Американского университета. – Они говорят: “Наши отношения закончились. Вы предприняли достаточно усилий, чтобы изменить нас. Теперь мы идем своим путем”. Но они сами не знают, каков этот путь”.
В самом деле, какова великая стратегия Кремля? Многие из российских либералов, с которыми я общалась, полагают, что единой стратегии не существует и что Путин и его окружение просто мечутся от кризиса к кризису. Как иначе объяснить российские санкции на импорт продовольствия, которые подняли инфляцию, или Крым, который потерял большую часть своих туристов и повис на шее Москвы со всеми своими новыми дорогостоящими социальными обязательствами?
Журналист Дмитрий Волков, который в 2011 году принимал участие в акциях протеста против политики Путина, сравнивает аннексию Крыма и последующие военные действия России в Восточной Украине с ограблением, которое закончилось случайным убийством. “Они продолжают пересекать границы, считая, что если они пересекли одну, логично пересечь следующую, – сказал он. – Это не стратегия. Это манера поведения”.
Другие считают, что правительство разваливается и что всплеск национализма является предвестником этого. Цены на нефть упали, сокращая пирог, который делили сторонники Путина.
“Это как Помпеи перед землетрясением, когда все источники высохли, – сказал один мой русский приятель, бывший журналист, известный своей проницательностью в отношении российской политической системы. – Земля горяча”.
Но самый большой вопрос – куда это все приведет. Большинство россиян не обладают достаточной информацией, чтобы ответить на него.
“Мне не нравится то, что происходит сейчас, – сказал в ответ на мой вопрос Александр Еремеев, интернет-предприниматель, прогуливавшийся со своей семьей в Сокольниках, парке в центре Москвы. – Сейчас мы все будто бы должны объединиться, – но против чего? США, Европы, сыра”. Он добавил, что подумывает об отъезде из страны. “У меня есть друзья, которые говорят, что в России здорово делать бизнес. Но знаете, что у них у всех общего? Зарубежное гражданство”.
Автор – бывший иностранный корреспондент газеты The New York Times, Сабрина Тейвернайз
Перевод:Арика Рубмана
Опубликовано:Джерузалем пост-Новости недели, iton.tv
