На фоне продолжающихся в разных городах Соединенных Штатов стычек протестующих с полицией может сложиться впечатление, что американское общество сегодня в целом негативно относится к стражам порядка. О том, как на самом деле складываются отношения правоохранителей с населением, каковы особенности преступности в славянской диаспоре и что заставило советского юношу-эмигранта выбрать службу в американской полиции, журналист «Диаспоры» Ксения Кириллова поговорила с офицером Департамента шерифа округа Сакраменто, следователем по расследованию убийств Виталием Прокопчуком.

Виталий с семьей приехал в США шестнадцатилетним подростком в далеком 1989 году как религиозный беженец. Выходец из протестантской семьи, он, будучи советским школьником, еще успел застать гневные публичные упреки учителей за отказ становиться октябренком и пионером, «разъяснительные беседы» по поводу своей «несознательности» и проявления травли от сверстников. Неудивительно, что поначалу даже в США отношение Виталия к полиции и властям оставалось в целом негативным – сказывался тяжелый советский опыт. Кроме этого, с точки зрения церкви, которую посещала семья, брать в руки оружие и давать присягу считалось для христиан грехом.

Тем не менее после школы молодой эмигрант устроился работать в службу безопасности одной из частных фирм в Сакраменто. Правда, в его обязанности не входило ношение оружия. Именно тогда он впервые столкнулся с американской полицией – компания, в которой он работал, стала жертвой жестокого ограбления.

«Я помню то ощущение спокойствия, которое возникло после приезда полиции. Тогда я подумал, что если эти люди одним своим присутствием способны создать мирную атмосферу, я бы тоже хотел поучаствовать в ее создании. Однако на тот момент я не представлял, что нужно делать, чтобы стать полицейским», – вспоминает Виталий Прокопчук.

Первая встреча с полицейскими переросла в неформальное общение, и в результате него эмигрант начал совсем иначе воспринимать полицию.

«Если на родине у меня создавалось впечатление, что милиционер – это человек, упивающийся своей властью над людьми и злоупотребляющий ею, здесь я не заметил ничего подобного. Наоборот, складывалось ощущение, что это очень простые ребята, которые искренне пытаются выполнять свой долг, поскольку считают это правильным», – делится впечатлениями Виталий.

Помимо этого, юноша пересмотрел свои изначальные религиозные установки.

«В Библии много говорилось о том, что христианин должен быть воином Христа, должен уметь «положить душу за други своя». В этом смысле ношение оружия не противоречит христианским принципам. К тому же мне не нравилась идея, что меня должен защищать кто-то другой. Я полагал, что если ты являешься частью какого-то общества, ты тоже должен вносить в него вклад», – поясняет он.

Полицейская академия

В итоге Виталий поступил в полицейскую академию. По его словам, для поступления ему пришлось подтянуть уровень английского: и вступительные экзамены, и многочисленные тесты, которые проводились на всем протяжении учебы, были достаточно непростыми. Студенты изучали все местные законы, в том числе касающиеся отдельных категорий населения, а параллельно постоянно занимались стрельбой, вождением, физподготовкой и т. д. Три провала теста автоматически вели к исключению из академии.

«Семья восприняла мой выбор неоднозначно. Мама вначале очень переживала как из-за того, что мне придется носить оружие, так и из-за опасности выбранной профессии. А вот папа, который сам отличается боевым характером, поддержал меня. Да, он тоже понимал, что это опасно, но я почувствовал от него простую человеческую поддержку. На тот момент большинство моих друзей тоже принадлежали к русскоязычным эмигрантам. Некоторые из них поняли меня, но часть наиболее радикальных заявили, что я «предаю» свои корни и веру и «продаю душу дьяволу».

Я понимал, что мне придется потерять некоторых друзей и, возможно, получить проблемы с церковью, но чувствовал, что совершаю правильный выбор», – рассказывает Виталий.

В академии молодому человеку пришлось с нуля учить местные законы, которые многие его американские сверстники знали просто из опыта жизни в своей стране.

«С другой стороны, мне в чем-то было легче, поскольку, в отличие от них, я не знал штампов из кино и телевидения, многие из которых были ложными. Некоторым другим приходилось менять уже устоявшиеся на фоне массовой культуры стереотипы», – добавляет он.

Виталий Прокопчук окончил полицейскую академию в пятерке лучших и приступил к работе. Постепенно те из друзей, которые изначально выступали категорически против его выбора, убедились, что их знакомый даже в новом статусе оставался прежним. В итоге некоторые порванные связи начали восстанавливаться.

«Более того, меня часто стали приглашать в местные христианские церкви – рассказывать о законах в отношении детей, родителей, пожилых людей и т. д. Парадоксально, я стал даже популярнее в христианских общинах», – смеется Виталий.

Подражая девяностым

В первые годы работы в полиции Виталию доставались в основном дела с участием русскоязычных.

«Если обычно офицеры специализируются на отдельных видах преступлений, например, ограблениях или убийствах, то мне приходилось работать по всем видам преступлений, где участвуют наши эмигранты, в первую очередь из-за необходимости перевода. Иногда это объяснялось слабым английским эмигрантов, иногда требовался перевод записей телефонных переговоров или иных доказательств на русском», – поясняет он.

Порой в славянской диаспоре Виталию встречались невиданные по жестокости преступления.

К примеру, выходец из Украины Николай Солтис хладнокровно убил шестерых членов своей семьи, включая беременную жену. Причиной послужили всего лишь упреки домочадцев в том, что Николай не мог найти работу в эмиграции.

«Вообще в начале нулевых русскоязычная молодежь вела себя агрессивнее местной. Среди них были очень популярны фильмы и сериалы о российских бандитских 90-х, вроде «Бригады». Подражание доходило до того, что они покупали такие же машины и раздавали друг другу такие же клички.

К примеру, однажды такие молодые люди ворвались на чью-то свадьбу, принялись стрелять в потолок и грабить гостей, а потом пояснили, что видели такое в одном из русских фильмов.

Еще одной из особенностей «наших» преступников была любовь к угону машин», – рассказывает Виталий.

Виталий Прокопчук признает: попытка копировать 90-е, которые выросшая в Америке русскоязычная молодежь знала исключительно по фильмам и слухам, были своеобразной формой подросткового бунта, некой контркультурой, противопоставляемой ими консервативным устоям Сакраменто.

«Вписавшись в американскую жизнь лучше, чем их эмигрировавшие во взрослом возрасте родители, молодые люди стали зарабатывать больше них, а следовательно, родители начали терять авторитет в их глазах. Сюда же добавилось разочарование в церквях, в том числе и личный опыт, который, как им казалось, показывал: обещанного в проповедях наказания за грех на практике не наступает», – пояснил полицейский.

Впрочем, опасения Виталия насчет того, что из бунтующих подростков могут со временем вырасти матерые преступники, не оправдался. Большинство из «бандитствующей» молодежи пристрастилось к наркотикам и впало в сильнейшую зависимость. Для семей это стало настоящей трагедией, но криминальная обстановка в Сакраменто в результате улучшилась.

По словам полицейского, современная русскоязычная молодежь серьезно отличается от ситуации двадцатилетней давности.

«Эти люди выросли в Америке, у них отличный английский, более того, часто он воспринимается ими как первый язык. Они полностью интегрировались в американское общество и уже не испытывают тяги к криминальной экзотике», – поясняет он.

Как равный с равным

Сегодня Виталий Прокопчук специализируется на расследовании убийств, совершаемых как американцами, так и выходцами из русскоязычной диаспоры. Вопреки расхожим стереотипам, он уверяет: в работе полицейского нет «армейской» дисциплины, и полицейский имеет широкий простор для принятия самостоятельных решений как во время выезда на место происшествия, так и последующего расследования. По его словам, в коллективе департамента царит командный дух, и сотрудники предпочитают разрешать противоречия напрямую между собой, прежде чем ставить в известность начальство.

«Я, будучи эмигрантом, не чувствовал никакой дискриминации по отношению к себе. Мы с ребятами работали абсолютно одинаково, и относились ко мне точно так же, как к остальным», – уверяет Виталий.

Что касается «больной темы» последних месяцев – особенностей применения полицейскими оружия, Виталий уверяет, что оно строго регламентируется как законами штата, так и инструкциями конкретного департамента, еще более строгого к офицерам, чем региональное законодательство. Каждое применение полицейскими оружия, независимо от того, повлекло ли оно летальный исход, в обязательном порядке расследуется на четырех уровнях: собственным офисом внутренней безопасности полицейского департамента или офиса шерифа (internal affairs office), отделом по расследованию убийств, а также двумя надзирающими инстанциями: офисами окружного прокурора и генерального инспектора.