Для Веры Ивановны Поздняковой январь – особенный месяц, на который приходится сразу несколько важных дат: 18 января в 1943 году было прорвано блокадное кольцо, а 27-го в 1944 году – снята блокада Ленинграда. Более 20 лет, с 7 мая 1985 года до самой эмиграции Вера Ивановна руководила музеем-диорамой “Прорыв блокады Ленинграда”. Этот музей уникален тем, что находится в пандусе моста, который пересекает Неву практически в том самом месте, где в январе 1943 года бежали по льду бойцы Красной армии, прорывавшие блокаду города. Диорама, художественное полотно размером 40 на 8 метров, была выполнена ленинградскими мастерами, в том числе и участниками боев. На роспись ушло более трех лет.
Вера Ивановна не только стала первым директором музея, но и принимала участие в его строительстве. Воспоминания Веры Поздняковой записала главный редактор “Диаспоры” Юлия Гусина.
…Помню, в институте мне попался вопрос о блокаде. Я тогда понимала это очень поверхностно: мирные жители 900 дней были без еды. Но потом, когда я стала изучать историю, знакомиться с блокадниками, я поняла, что это не так. Блокадный Ленинград – это были и солдаты, и женщины, и дети, которые все делали для победы. Женщины делали на заводах танки и ружья. Эти танки, – 7 тяжеловесных шин, – мы смогли поднять со дна Невы, и сейчас они стоят на площади у музея.
…Когда меня пригласили строить музей, я работала с огромной армией художников, которые писали диораму. Многие сами прошли блокаду. Помню, им говорили, мол, давайте больше трупов, а они сказали – нет, трупов не будет, нам важно показать дух. Именно это слово и стало для меня главным символом блокады.
…Однажы меня пригласили провести экскурсию для французов, показать им Невский пятачок (одно из самых страшных мест на земле, где погибло столько народа, что в иной стратегической операции теряли меньше). Они идут со мной через поле боя в 600 больших солдатских шагов. И вдруг они остановились и запели. Я удивилась, а они объясняют: «Это гимн духу и русскому содату! Гитлер всю Европу взял, а ваш Невский пятачок так и не смог взять!».
…Через блокаду я стала верующим человеком. За годы работы в музее было прочитано много блокадных дневников, были встречи с фантастическими людьми. Например, с человеком, который строил “Дорогу жизни”. Она ведь не поэтический образ, это был единственный путь, позволивший осажденному Ленинграду выжить. Гидрографы впряглись в сани и с компасами, картами, тросами спускались на прогибающийся лед, чтобы проложить дорогу.
…Многие не знают, что по “Дороге жизни”, на санных обозах и машинах, не только везли продовольствие и эвакуировали людей, но и спасали картины… Во время войны было много выставок, город в блокаду был красивый, и голодные замерзающие художники его писали. Когда я хотела найти картины, которые вывезли по “Дороге жизни”, познакомилась искусствоведом Анной Марковной Земцовой. Она была уже очень пожилая и совсем плоха. Во время блокады она спасала художников. Прошкин, Билибин, многие другие, – они лежали голодные в своих квартирах, а Анна Марковна по адресам искала их. Маленькая хрупкая женщина на саночках везла их в здание Союза художников, и там людей выхаживали. Потом она, на себе, по “Дороге жизни”, везла в Москву картины, чтобы там устраивать выставки, показывать, что город живет, люди борются. А потом она, к недоумению многих, возвращалась назад, в блокадный Ленинград, чтобы искать тех, кто остался, – спасать, выхаживать. «Я же была щирая блокадница! Как я могла иначе?!» – сказала она, искренне удивляясь тому, что кто-то не понимал ее поступка… Я плакала, когда выходила от нее.
…Картины, концерты в филармонии, дневники – это то, что спасало людей во время блокады. Такую силу духа я больше нигде не встречала! Когда дивизия шла через Неву, для поддержания силы духа там же, на морозе, играл оркестр. Немцы стреляли по нему: сломят дух – сломят силу солдат. Убили всех, остался жив только один трубач, и стоял один до конца боя.
…Наш музей был особым местом. Однажды меня вызвали на рассвете. Срочно, экскурсия. Я приехала, а там военные машины, и из них солдаты выходят. Много. Идут, как пьяные, глаза стеклянные, смотрят сквозь меня. Я спрашиваю с опаской у того, кто их привез – кто вы? «Мы из Чечни едем,» – говорит. О войне тогда никто не знал еще, а я впервые увидела людей сразу после боя. Это были не люди, они были словно из потустороннего мира… В тот момент я поняла своего отца, который прошел войну и пережил ужасы плена, голод. Я поняла, почему он был таким, почему драки устраивал, становился сам не свой. Вот какой он – синдром войны.
… О блокаде и раньше и сейчас писали разное. Да, были и мародеры, и каннибализм, все это было… И некоторые (в том числе и псевдо-ветераны, которых я повидала немало) любят смаковать эти подробности. Но если бы это было главным в дни блокады – ни город, ни люди не выжили бы!
Комментируйте новости на странице DiasporaNews в Facebook | Ставьте LIKE и мы будем сообщать вам о важном и интересном.
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ:
http://www.diasporanews.com/top7/
