Количество самоубийств среди американцев в возрасте от 10 до 17 лет увеличилось за последние 12 лет на 70% и продолжает расти. По темпам роста численности суицидов среди несовершеннолетних Соединённые Штаты опережает весь мир. Страшная тенденция выглядит особенно удручающе на фоне лидерства Америки в рейтинге лучших стран для детского развития (спорт, образование, развлечения, возможности для самореализации и т. п.).
Новые цифры, обнародованные Центром по контролю и профилактике заболеваний (CDC), шокировали не только родителей. Эксперты всерьёз заговорили о приравнивании эпидемии детских самоубийств к эпидемии героиновых передозировок. Эта проблема должна решаться на уровне Конгресса и Белого дома.
Современные детские суициды вызывают значительно больше вопросов, нежели ответов. Они настолько нетипичны, загадочны и неожиданны, что завели в тупик даже такую науку, как суицидология (suicidology). Все прежние разговоры о том, что несовершеннолетние сводят счёты с жизнью из-за депрессии, издевательств, неразделённой любви и проблем с родителями превратились уже в клише.
В настоящее время суицидологов особо волнуют пять тенденций.
Во-первых, дети перестали бояться уходить из жизни.
Самоубийцы из 1970 – 1980-х годов практически всегда пытались привлечь внимание к своим проблемам. Их зачастую показные попытки умереть рассматривались как крик о помощи. «Его отец пьёт», «её бросил бойфренд», «ровесники смеялись, что она толстая», – такие причины суицидального настроения назывались постоянно.
В 21-м столетии 10– 7-летние не просят о помощи. Они хотят умереть, и не хотят, чтобы их спасли. Ели раньше они резали себе вены, лежа в тёплой ванне, то сейчас они стреляют себе в рот из семейных дробовиков, прыгают с небоскрёбов, а во время передозировки опиатами надевают на головы пластиковые пакеты. Для надёжности.
Особенно пугает решительность 10–13-летних. В Калифорнии был случай, когда ребёнок зарезал себя большими садовыми ножницами. На похоронах его убитый горем отец сказал, что даже пребывая в худшем психологическом состоянии не выбрал бы столь кровавого и болезненного способа суицида.
Некоторые суицидологи считают, что ослабление роли религии приводит к восприятию детьми смерти как чего-то естественного и логичного. В эпоху экономического процветания и отсутствия опыта выживания в экстремальных ситуациях тинейджеры не понимают цену своей жизни.
Вторая тенденция – резко возросшее количество самоубийств среди 10– 17-летних чернокожих (на 77% с 2006 года).
До недавнего времени афроамериканцы являлись самыми психологически устойчивыми к суицидам. Ещё в 1950-х годах закрепился стереотип, что самоубийца – это преимущественно белый ребёнок, который всего боится и не решается дать отпор своим обидчикам. Поскольку чёрные сводили счёты с жизнью очень редко, школьные психологи даже ставили их в пример.
Сегодня все показатели между чёрными и белыми самоубийцами практически сравнялись, а статистика развеяла стереотип, что афроамериканцы, выросшие в семьях уголовников и наркоманов, решаются на суицид чаще обеспеченных детей.
Вообще, влияние финансового положения и родительской поддержки на суицид очень обманчиво. Один ребёнок перед самоубийством решает: «Я росту в нищете и терплю издевательства – у меня нет другого пути». Другой, наоборот, жалуется на скучную и сытую жизнь, искренне жалея, что на его долю не выпало жизненных испытаний. Мол, «иммунитета к жизненным ударам у меня нет, поэтому смерть – единственный верный путь».
Третья тенденция – недоверие юных самоубийц ко всевозможным телефонным линиям психологической поддержки.
Дело в том, что психологи-диспетчеры порой произносят те же фразы, которые дети уже много раз слышали в массовой культуре (книги, фильмы, видеоигры и т. п.), а также в социальных сетях.
Искусство психологической поддержки самоубийц не развивается и не совершенствуется. Тот факт, что основные приёмы спасения отчаявшихся детей стали достоянием интернета, значительно снижает их эффективность. Известны случаи, когда голос психолога в телефонной трубке только ещё больше злил и раздражал самоубийц.
Четвёртая тенденция – уход несовершеннолетних из жизни без объяснения причин.
Раньше дети писали предсмертные записки, с появлением интернета – оставляли записи в социальных сетях. В настоящее время они всё чаще предпочитают ничего и никому не объяснять.
Происходящее является еще более мучительным горем, когда в качестве способа самоубийства выбирается героин или другое опиоидное средство. Родные погибшего не могут понять, ушел ли их ребенок из жизни сознательно или просто не рассчитал дозу. Тот факт, что родители никогда не получат ответа на этот вопрос, порой сводит мам и пап с ума больше, чем потеря любимого ребёнка.
Пятая тенденция заключается в том, что родители всё реже улавливают суицидальные нотки в поведении детей.
Потеря аппетита, нежелание детей разговаривать с окружающими, депрессия – малая часть суицидальных характеристик. С таким же успехом тинейджер может ходить с отличным настроением, поскольку он нашёл способ раз и навсегда решить все свои проблемы –умереть.
В целом, ситуация с молодёжными суицидами тупиковая. Стремление свести счёты с жизнью можно сравнить с вирусом, который человечество когда-то успешно лечило и, казалось бы, победило. В какой-то момент, однако, общество забыло о необходимости производить новую вакцину против мутирующего вируса. Методы лечения остались старыми, а вирус продолжил мутировать. Как результат, страшные показатели самоубийств среди 10 – 17-летних вызывают настоящий ужас и резонные вопросы: «зачем» и «почему». Однако реальный вопрос, который должны задавать все – от президента США до правозащитников – только один: каким образом детские суициды росли 12 лет подряд, прибавив 70% трагедий, и что мешало препятствовать этой страшной проблеме раньше?
Евгений Новицкий
