Новый герой постоянной и очень популярной рубрики Диаспоры “Лица столицы” – Дмитрий Луничкин, пастор церкви SOL.
– Дим, мы с тобой давно на «ты», предлагаю не изменять традициям.
– Полностью поддерживаю!
– Ты приехал в Америку из России?
– Да, из города Санкт-Петербурга, где я прожил большую часть жизни. Но два года назад обстоятельства сложились так, что мне пришлось собрать всю свою большую семью и переехать в Сакраменто. О чем, кстати, мы ни разу не пожалели, потому что это один из самых лучших городов Калифорнии. Не зря его выбрали столицей.
– Наверное, ты будешь моим единственным гостем, у которого я не спрошу – почему Сакраменто. Город наш славен далеко за пределами Америки большим количеством церквей. Некоторые используют этот факт, чтобы его поругать, другие, чтобы похвалить. Но тебе это было явно на руку, так как ты точно знал, что работа здесь у тебя будет.
– Я был уверен, что у меня здесь будут друзья и будет возможность служить и помогать людям. Еще когда я был в России, мой друг Вадим Дашкевич – старший пастырь украинского потока нашей церкви, позвонил мне и сказал: «Дим, приезжайте к нам, примем». В тот момент у нашей семьи уже были сложности, которые не позволяли нам остаться в Питере. И это был один из самых сложных для меня периодов и морально, и эмоционально. Нужно было решиться оставить все, что ты создал и нажил и, поместив всю свою жизнь в два желтых чемодана, с шестью детьми отправиться за океан. Ну и кроме того, все же знают, что в Сакраменто самый лояльный суд в Америке, что мне, как беженцу, тоже важно.
– Ты по религиозным причинам покинул страну?
– И по религиозным, и по политическим.
– Но ты прилетел по визе?
– Нет, мы шли, как и все в то время – через Мексику.
– Я представляю, насколько захватывающим было это приключение, учитывая, что у тебя шестеро детей.
– Да, у меня шесть дочек. Но с самого начала мы с женой решили, что не полезем через дырку в заборе, а будем делать все легально. Для нас это было сложно, потому что SBP One требовало просыпаться каждый день в три часа ночи, заполнять анкету на себя, детей, жену, еще родители с нами были. И то ли в шесть, то ли в семь утра, сейчас уже не помню, тебе нужно было быстро-быстро нажимать, чтобы сделать так называемую видео капчу. И когда у тебя есть видео капча, у тебя есть несколько секунд, чтобы сфотографировать своего ребенка, при этом глаза должны быть открыты, лицо ровное. Это была та еще задача, потому что дети, по неизвестной мне причине, почему-то не очень рады, когда ты их будишь каждый день в четыре утра. Первую дату я поймал на себя и троих детей через две недели. Мы разделили их с женой – у меня трое и у нее в анкете трое. Плюс родители на себя отдельно ловили. Кстати, родители поймали дату вторыми, а на жену все никак не получалось. И это был ужасный стресс для нас, потому что я понимал, что она может остаться одна в Мексике, но, слава Богу, через три дня и у нее получилось.
– Не боишься, что в связи с изменением американской миграционной политики тебе вновь придется воспользоваться этим приложением, только теперь для того, чтобы уехать?
– Так как мы люди верующие, мы живем по принципу доверия Богу. И это не потому, что у меня пасторская работа, это кредо моей жизни. Поэтому я не нервничаю. Во-первых, от моих нервов ничего, кроме моего здоровья, не изменится. Во-вторых, у нас есть все законные основания, чтобы пребывать здесь. Поэтому я просто доверился Богу.
– Дим, ты продолжаешь династию пасторов в своей семье. Это общепринятая история передавать служение от отца к сыну?
– Хороший вопрос… Смотря кого дети видели в своем отце. Работать пастором и быть пастором это не всегда одно и то же. К сожалению, я встречал в своей жизни людей, которые, выходя за кафедру, были очень сильными и ярыми проповедниками, приходя домой, становились жесткими деспотами и делали вещи, которые на людях громко порицали. И я убежден, что дети, которые видят эту жизнь по двойным стандартам, вряд ли захотят продолжать династию. Я пастор в четвертом поколении. Я видел пример пасторства моего отца и моего дедушки, но это не значит, что у нас была жесткая преемственность и отсутствие выбора. В первую очередь пастор – это призвание, ты должен душой чувствовать, что ты можешь и хочешь служить людям. Потом, может кого-то сейчас удивлю, но работа пастора не самая прибыльная. Никто в нашей семье никогда не был full-time пастором. Мы все работали и служили. Моя основная работа здесь, в Америке – пчеловод. Сейчас мои пчелки находятся во Фресно и трудятся над самым вкусным медом на свете – апельсиновым. И такой подход я считаю самым правильным, потому что ты с людьми всегда на одной волне. У тебя такие же переживания, такие же заботы, такие же трудности – физические, эмоциональные и духовные. Я не религиозный фанатик, я адекватный человек. Я за то, чтобы мои дети служили рядом со мной, но они будут служить рядом со мной, если у них есть к этому призвание. Моя старшая дочь Нелли поет в нашей церкви не потому, что она моя дочь, а потому что у нее есть к этому талант. У другой дочери классно получается снимать рилсы, она свой талант применяет в подростковом служении.
– Сколько тебе было лет, когда ты стал пастором?
– 27.
– Дим, я вообще не церковный человек, но для меня пастор – это тот, кто ведет за собой людей, дает им совет, может поддержать, рассудить, поделиться житейской и духовной мудростью. Ну откуда все это возьмется в этом возрасте?
– Когда я говорю о пасторстве, это не значит, что пастор передает свои мысли. Пастор передает то, что задумал Бог через слово божье. Жизненная мудрость записана в Библии. Пастору очень важно иметь духовное образование. Если говорить обо мне, то к 27 годам я уже окончил семинарию, то есть я имел определенный богословский опыт, в качестве примера передо мной были мои дед и отец, ну и, кроме того, к этому возрасту у меня уже были мои четверо детей. В нынешних реалиях пастор должен быть психологом, сильным проповедником, сексологом, педагогом, финансистом. Зная, с какой проблемой к тебе придет человек, ты обязан подготовиться, изучить материалы. И в этом плане это – потрясающая профессия, на которой ты постоянно развиваешься. Как только пастор перестает учиться, ему нужно уходить из профессии.
– А как получилось, что ты стал пчеловодом? Откуда любовь к пчелкам у питерского парня?
– Мы летом вывозим пасеку в Неваду, потому что здесь у нас уже ничего не цветет, а там цветет люцерна. И вот когда я надеваю костюм и иду к ульям, а на солнце градусов 50, я волей-неволей задаю себе вопрос: «А что ты тут делаешь?» Честно говоря, я никогда даже предположить не мог, что я буду этим заниматься, но жизнь устроена так, что без денег обойтись нельзя. Я познакомился с хозяином этой пасеки и спросил, есть ли у него работа. Он ответил, да, приходи, там нужно подметать. Врать не буду, для питерского парня с успешным бекграундом это было сложно. Ты стоишь, подметаешь и тебя ломает. Это не значит, что ты унижаешься, я абсолютный приверженец мысли, что любой честный труд достоин уважения. Но в этот момент происходит твоя духовная борьба. И я спрашиваю: «Господи, как мне быть?», и внутри себя понимаю, что нужно оставаться тут и развиваться в этом направлении. Хотя позже мне поступали другие предложения. И на пасторскую работу с хорошим окладом приглашали в Сан-Диего, но внутри меня просто твердая уверенность была – не нужно туда ехать. Я начинал два дня в неделю за $18 в час. Потом перешел на полную неделю и вот уже скоро полтора года я работаю на пасеке. Это физически очень тяжелый труд. Но я получаю эстетическое удовольствие, когда я вижу, что мои малышки, я их так называю, здоровы и приносят мед. Я просто ликую.
