На своей палитре, на ее обратной стороне, Сергей Яценко как-то написал: «Человек, который хочет быть свободным, становится художником». Свобода, как говорит сам художник, — это, конечно же, не вседозволенность. Даже в живописи есть свои табу. О них, о жизни, о себе, монолог Сергея Яценко.

…Мое табу в живописи — это то, что противоречит писанным законам. Я против любого насилия — политического, религиозного, гражданского… Поэтому, в своем искусстве, я никогда не допущу сцен, унижающих чье-то достоинство. Понятие морали мне тоже не чуждо. Но я прекрасно понимаю, что мораль, — так же, как понятие пошлости, — категория чисто индивидуальная, зависящая прежде всего от воспитания. Сегодня в искусстве настолько много различных допущений, граничащих с непристойностью, что в знак протеста хочется умышленно сужать свои личные свободы, превращаться в консерватора и устанавливать табу там, где когда-то была свобода. Несмотря на все это, думаю, что искусство может преодолевать любые табу, если оно при этом сохраняется искусством. Всё зависит от уместности и интенсивности выраженности такового.

Время, когда я не рисовал, я не помню. Мне кажется, что я рисовал и в прошлой жизни. Мой отец был художником, он был моим первым учителем и, конечно же, критиком. Сейчас могу сказать, что мне важно мнение каждого человека. Приятно, когда люди не равнодушны к моему творчеству и делятся своим впечатлением. На самом деле я болезненно отношусь к критике и это, пожалуй, мой самый большой «грех». Хотя, если быть до конца честным, только благодаря этому «недостатку» я и достигаю то, что достигаю. Конечно, со временем я становлюсь менее уязвим. Дает о себе знать не только жизненный опыт, но и то, что я практически полностью избавился от амбиций, которые в той или иной мере присущи каждому художнику.

Если не художник, то… Как бы это ни странно прозвучало – стал бы плотником. И не только потому, что Христос был плотником. Я люблю дерево — его натуральную теплоту, запах и возможность поконструировать. Помню, моим любимым предметом в школе было не рисование, а труд. Запах столярной мастерской кружил мне голову. До сих пор я люблю покупать различные инструменты и в свободное время ищу, что бы такое смастерить — пилю, строгаю, сверлю. Мой любимый магазин не художественный, как могло бы показаться, а Home Depot. Весь инвентарь, который у меня в студии — мольберты, столы для натюрмортов, полки, крепления для света — я делаю своими руками.

Я сменил и попробовал множество разных профессий. Был и фотографом, и дизайнером, и учителем в общеобразовательной школе советской эпохи. Работал редактором, журналистом, даже кинооператором. В Эстонии, по заказу горуправления, снял и самостоятельно смонтировал два фильма — один о жизни Художественной Академии Санкт-Петербурга, другой о жизни местной гимназии. Эти фильмы показывали на местном телевидении. Однажды, по молодости, даже занесло на фабрику древесно-стружечных плит, и я постиг там работу на центральном пульте управления огромного конвейера, где прессовалась древесно-стружечная плита. Если все суммировать, то моей профессией является творчество. Меня всегда интересовало все, где я мог реализовать свои творческие устремления.

Вырваться из-за железного занавеса было моей мечной практически с детства, поэтому, как только появилась такая возможность, я со своими друзьями решил действовать. Мы приехали в Америку в 1990 году. Уезжали в 1989 из советской Эстонии. Когда нас доставили из аэропорта Сакраменто в дом, где мы прожили около двух лет, первое, что меня удивило — это мягкий пол. Мягкий ковер во всем доме — это было необычно. Тогда это казалось особой роскошью. Многое уже забылось, но это почему-то помню. На все остальные прелести «заграничной» жизни — магазины, улицы, машины, мы уже насмотрелись, путешествуя в Америку через Австрию и Италию. Все это уже не было для нас сюрпризом. Тем не менее тогда мы на все новое смотрели через розовые очки. Все казалось правильным и красивым. Радовала сама мысль о том, что мы в Америке. Это звучало гордо.

Недавно смотрели с женой фильм про американские штаты. Я заметил, что все города на одно лицо. Одна и та же архитектура, одни и те же дороги. Калифорнийская природа, конечно, уникальна, но и это не так меня привлекает, как сами люди. Люди — вот это наше богатство, которое хочется рисовать и рисовать. Пойдите в людное место и посмотрите, какое разообразие лиц! И белые тут тебе, и черные, и красные, и желтые! Здесь красивый профиль, там фас, тут прическа, а там экзотическая одежда. К сожалению, я пока еще не смог найти метод, как заманить всех этих людей к себе в студию и убедить их посидеть два-три часа перед моим мольбертом. Люди, а точнее их лица — вот то, что было бы у меня на картине под названием “Сакраменто».

У меня есть небольшая картина, которая отражает мое видение нашей с вами реальности. Алиса, которая из страны чудес, сказала: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!». Вот это и есть наш мир сегодня. Это уже не метафора, а реальность. Все бегут, и попробуй только остановиться… Мы бежим только для того, чтобы удержать то, что имеем, для того только, чтобы оставаться на месте. Мы бежим уже из последних сил, нас загнали, но остановиться — значит умереть. Вот и на картине, о которой я сказал, бегущий с портфелем человек, нога которого уже зависла над пропастью.