В середине марта канцлер Германии Олаф Шольц публично призвал не травить россиян, заявив, что в войне с Украиной виноват только Владимир Путин, и «он один отвечает за это». Между тем свидетельства самих россиян, живущих за рубежом, разнятся с точностью до противоположного. Некоторые жалуются на преследования и оскорбления «только потому, что они русские». Другие же, напротив, уверяют, что еще ни разу с начала полномасштабной войны не сталкивались с русофобией, но и без всякого внешнего давления испытывают внутренний стыд за действия своей страны. Ксения Кириллова пробует разобраться, что можно считать русофобией, существует ли коллективная ответственность, и насколько конструктивным является чувство вины.
Ответственность или последствия?
Начнем с того, что с точки зрения законодательства демократических стран понятия «коллективной вины» населения страны за действия ее властей, конечно, не существует. Однако юридическое понятие ответственности не стоит путать с фактическими последствиями, которые вызваны теми или иными действиями правительства. Яркий пример таких последствий ¬– санкции. Западные страны не скрывают, что цель накладываемых ограничений – если не изменить поведение агрессора, то хотя бы нанести ущерб российской экономике с тем, чтобы у Кремля не осталось ресурсов на ведение войн с другими странами.
В данном случае всем, кто на этот момент живет в России, приходится ощущать на себе действие санкций, что является побочным, но неизбежным последствием политики сдерживания Москвы.
Справедливости ради стоит отметить, что Запад до последнего старался избегать ограничений, затрагивающих обычных граждан. Однако на фоне того, что на развязанной Россией войне ежедневно умирают невинные люди, в том числе дети, уже не было возможности думать об экономическом комфорте россиян. К тому же важно не забывать, что санкции в данном случае накладываются не по национальному, а по территориальному признаку (к примеру, россияне, живущие за границей, не попадают под них, если, конечно, это не связанные с Кремлем олигархи или люди, напрямую причастные к военным преступлениям).
Еще одна вещь, помогающая разделить категории последствий и ответственности – это то, что от санкций зачастую страдают сами западные компании, сознательно решившие отказаться от части прибыли из солидарности с жертвами агрессии.
Таким образом, косвенные последствия санкций затрагивают не только россиян, но и не имеющих никакого отношения к войне иностранцев. Это оказалось возможным именно потому, что в данном случае речь идет не о вине, а о чрезвычайной ситуации, когда право на жизнь и безопасность людей оказывается выше, чем второстепенные права или финансовые интересы отдельных компаний.
Требования закона – не русофобия
Во-вторых, важно различать преследование за язык и национальность и недопустимость нарушения закона. Российские СМИ и чиновники очень любят подменять эти понятия и утверждать, что россиян якобы «травят только за то, что они русские». Однако на поверку выясняется, что все россияне, которые жалуются на притеснения на российском телевидении, цитирую, «поддерживают Россию и нашего президента» и «гордятся действиями своей страны». В данном случае очевидно, что они сталкиваются с давлением именно по этой причине, а вовсе не по признаку национальности.
Конечно, такие россияне могут возразить, что «недопустимо преследовать людей за их взгляды». Однако в законодательстве многих вполне демократических стран существует прямой запрет на пропаганду агрессивной войны. К слову, подобная норма существует и в Уголовном кодексе России – это статья 354 «Публичные призывы к развязыванию агрессивной войны». Другое дело, что российское правительство запрещает называть войну войной, используя вместо этого заковыристый термин «специальная военная операция».
Однако другие страны не занимаются подобной словесной эквилибристикой и предпочитают называть вещи своими именами.
В некоторых странах, как, например, в Чехии, была введена уголовная ответственность конкретно за оправдание войны России против Украины. Стоит отметить, что это в любом случае более адекватная норма, чем ответственность за антивоенные (!) лозунги, как это массово практикуется в сегодняшней России. Какой бы демократичной страна ни была, взгляды, оправдывающие захваты и разрушение чужих городов, сопровождающихся гибелью мирных жителей, не только могут, но и должны быть запрещены – как в некоторых странах запрещены фашистские партии.
Что такое травля, и что с ней делать?
Однако важно отметить, что в ряде стран, особенно в Европе, россияне действительно сталкиваются с нападками не по причине взглядов, а по факту своей национальности. Такие случаи встречаются и в США. Владельцы русскоязычных ресторанов и других компаний в Нью-Йорке жалуются на звонки с угрозами и даже погромы принадлежащих им заведений, хотя уверяют, что с первого дня открыто выступали против войны. Власти Нью-Йорка уже обещают не допустить русофобии, в первую очередь в школах.
Некоторые новые иммигранты из России, прибывающие в Северную Калифорнию, также отмечают, что люди начинают смотреть на них косо в магазинах, услышав русский акцент или прямой ответ на вопрос: «Откуда вы?» Интересно, что те, кто живет в Соединенных Штатах давно и визуально почти неотличим от американцев, почти не сталкиваются с подобными вещами. Еще тяжелее русофобию переживают дети.
В то же время психологи еще до начала вторжения отмечали, что следует отличать травлю и нежелание детей дружить с конкретным ребенком из-за его взглядов – какими бы ни были эти взгляды.
Специалисты отмечают, что в любом обществе существует понятие мейнстрима, и его бывает очень сложно обойти. Соответственно, если ребенок не попадает в этот мейнстрим, логично, что другие дети меньше хотят общаться с ним. Психологи подчеркивают, что нельзя заставить детей с кем-то дружить против их воли.
«Совсем другое дело, когда ребенку объявляют организованный бойкот, когда даже тех, кто хотел бы дружить с этим ребенком, запугивают или иным образом отгораживают от общения с ним. Условно говоря, если ребенку подкладывают кнопки на стул, если начинаются смешки или обзывания в его адрес, словом, если поведение других детей носит организованный характер, мы можем говорить именно о травле», – поясняет известный российский и американский психолог Ольга Подольская.
По ее словам, в таком случае нужно в первую очередь назвать вещи своими именами. Родителям стоит прийти в школу и прямо сказать, что они столкнулись с буллингом. Травля учеников в любом случае считается в Америке недопустимой, а справиться с такой ситуацией самостоятельно ребенку не под силу.
То же самое касается и взрослых. Если вы не нарушали законы, не занимались пропагандой войны и столкнулись с угрозами или нападениями только потому, что у вас российский паспорт, это повод обратиться к правоохранителям. Лично мне за последние восемь лет приходилось довольно тесно общаться по работе с украинскими военными аналитиками высшего звена, дипломатами, журналистами, правозащитниками, обычными военными, вдовами, потерявшими мужей в боевых действиях, и так далее. Личный опыт показывает, что именно люди, которые многое потеряли на войне и многим пожертвовали, защищая свою страну, как раз не склонны набрасываться на других из-за национальности или языка.
Напротив, травлей чаще всего занимаются те, кто ничего не потерял и ничем не пожертвовал на этой войне, и не замечен в сколько-нибудь значительной помощи Украине. Чаще всего это люди, которые просто хотят самоутвердиться за счет преследования других. Встречаются и те, кто намеренно пользуется социальной уязвимостью отдельных групп иммигрантов, будь то выходцы из Латинской Америки или из России. Понятно, что в нынешних ситуациях социальная уязвимость россиян будет расти, и потому важно пресекать случаи сознательных злоупотреблений этой ситуацией.
Нужно ли чувство вины?
С тем, что касается внутреннего чувства вины, ситуация обстоит несколько сложнее. С юридической точки зрения никто не имеет права требовать от конкретного человека, чтобы тот каялся перед ним, тем более если этот конкретный человек не причинил вам зла. К тому же, как уже говорилось, такого покаяния зачастую требуют совсем не те люди, которые действительно пострадали от войны. Однако часто люди сами, без внешнего давления, чувствуют себя виноватыми за действия собственной страны. Насколько оправданно такое чувство?
Формально вины россиян, не поддерживающих войну, в действиях Кремля нет. Ни в светской этике, ни в религии нет понятия покаяния за чужие грехи, более того, христианство даже подчеркивает ложность и лукавость этого чувства.
Также человек не должен и не может нести ответственность за свой язык или происхождение.
С точки зрения психологии, конструктивной считается вина, которую человек чувствует за свои личные действия или бездействие в случае, когда он мог и должен был поступить иначе.
Однако ситуация русско-украинской войны отличается тем, что многие россияне, даже те, кто сегодня не поддерживает агрессию, действительно виноваты в самом прямом, «конструктивном» значении этого слова. Пропагандисты правы в том, что война действительно началась восемь лет назад, только не с «обстрелов Донбасса», а с аннексии Крыма, а затем, что еще страшнее, ¬– с вторжения на украинский Донбасс вооруженных боевиков с российским гражданством, начавших захватывать города и убивать украинских граждан. Соответственно, те, кто тогда поддержал это или просто промолчал, позволив себе «не заметить» войну, несут свою долю моральной ответственности за то, что происходит сегодня.
Своя доля вины лежит и на тех, кто в последние восемь лет работал на российское государство, платил налоги, не пытался заступиться за жертв режима, хотя информация о них была доступна все это время.
Такое поведение действительно накладывает моральную вину, притом не гипертрофированную «национальную», а вполне реальную и личную.
Таким образом, для людей, не пытавшихся предотвратить войну, вполне логично чувствовать себя виноватыми. Однако конструктивное чувство вины не должно сводиться к самобичеванию. Напротив, наиболее логичный и правильный выход из этого чувства – это конкретные действия, направленные на помощь жертвам агрессии, тем более что сейчас существует множество проектов, направленных на поддержку украинских беженцев. При нормальных условиях по мере совершения активных действий чувство вины уменьшается.
Однако встречаются случаи, когда россияне, последовательно выступавшие против войны последние восемь лет и многим пожертвовавшие из-за своей позиции, продолжают чувствовать себя виноватыми. В данном случае речь может идти о гипертрофированном чувстве вины. Мы уже отмечали как-то, что бессознательный запрет на счастье и гиперответственность являются частью постсоветской культуры, беря истоки в существовавшем в советское время негативном отношении к любым проявлениям жизни для себя.
В данном случае очень важно понимать, что именно в этом мире зависит от вас, а что нет. Если вы сделали все возможное, не стоит запрещать себе радости и нормальной жизни из-за того, что вы не способны творить чудеса, или потому, что, пока вы отдыхаете, страдает кто-то другой. Как раз наоборот – чтобы помочь другим, вам сперва нужно самим набраться сил и позаботиться о себе.
