Новый герой нашей постоянной рубрики «Лица столицы» — врач Валерий Тарасенко.
– Валерий, помогите мне, пожалуйста, правильно назвать вашу специализацию. Я знаю, что вы различными инвазивными методами помогаете людям избавиться от боли, но как такие специалисты называются в тех странах, откуда мы приехали?
– Это будет тяжело сделать, так как моей врачебной специальности нет ни в России, ни в Украине. Но она очень распространена и популярна здесь, в Америке, и в Западной Европе тоже. Люди моей специальности помогают тем, кто страдает от хронической боли. Источник постоянной боли может быть самый разный, но в конечном итоге, если от нее не избавиться, человек получит еще и психические проблемы. Самая частая из них – депрессия.
– Вспомнилась бородатая шутка, что лучшее средство от головной боли – это топор. Но есть у меня подозрение, что шутку эту придумал человек, у которого голова никогда не болела по-настоящему.
– Да, боль совсем не повод для шуток. И если у вас часто болит голова, этому есть причина. Часто достаточно блокировать определенный нерв, чтобы проблема решилась.
– Я не понаслышке, еще с подросткового возраста, знакома с таким мучительным состоянием как мигрень. Я видела, как люди от этой боли практически теряли человеческий облик, выли и лезли на стены в прямом смысле этого слова. И, насколько я знаю, причины этого ужаса ученые до сих пор не обнаружили.
– О том, что вызывает мигрень, ученые действительно спорят до сих пор. Но справляться с ней медицина уже научилась. Произошел интересный казус – люди, страдающие мигренью, которые делали уколы красоты, я сейчас говорю про ботокс, обратили внимание, что приступы у них прекратились. Сначала вообще не было понятно, как это происходит, но проведенные исследования показали, что это действительно помогает. И сейчас этот метод лечения головной боли одобрен в Америке официально. Нам на самом деле очень часто приходится работать с «черной коробкой», как мы это называем, когда причину боли установить не удается. В таких случаях нам приходится действовать эмпирически – мы пробуем разные методы и смотрим, на что человек реагирует, при этом не совсем понимая, что происходит внутри.
– Валерий, то, что вы рассказываете – все потрясающе интересно. И у меня еще очень много вопросов, касающихся вашей профессии, но сейчас давайте расскажем нашим читателям лично о вас. Как получилось, что вы выбрали именно эту специализацию?
– Медицинское образование я получил еще в Советском Союзе. Я занимался хирургией в онкологии. Говоря буквально, весь день я проводил в операционной, удаляя пораженные органы. И я заметил, что очень многие люди страдали болью, которую нам трудно было в то время лечить. На тот момент, когда я приехал в Америку, я перепробовал уже все хирургические варианты, чтобы помочь моим пациентам. Как только я узнал, что здесь существует эта диковинная для меня тогда специальность, я сразу решил, что это мое. Больше всего мне понравилось то, что в этой профессии можно получить мгновенный результат – ты что-то делаешь и сразу видишь, что человек чувствует себя лучше.
– А как вы попали в Америку?
– Моя история иммиграции немного отличается от тех, что я обычно слышу. Так получилось, что в 1991 году меня пригласил университет в Беркли на конференцию по онкологии. Я на тот момент работал в Институте медрадиологии в Харькове и занимался проблемами людей, которые участвовали в ликвидации аварии в Чернобыле. И вот именно этот опыт интересовал американских коллег. Я на эту конференцию приехал с женой и сыном. И так получилось, что буквально через пару недель после нашего приезда сюда страна, паспорт которой я имел, перестала существовать. Получилось практически, как в фильме «Терминал», только нам не пришлось сидеть в аэропорту, выясняя свой статус. Мы попросили убежище и через несколько лет его получили. И пока мы ждали официальный статус, решили, что поскольку я ничего кроме своей работы делать не умею, мне нужно подтверждать здесь специальность, и я начал готовиться к экзаменам. А жена пошла работать и до тех пор, пока я не получил лицензию врача, кормила нашу семью.
– Трудно было?
– Очень непросто. Я с первого раза экзамен не сдал, мне не хватило одного балла. Это было не просто обидно, состояние мое на тот момент было на грани депрессии. Я практически потерял надежду, но нужно было делать выбор – идти сражаться дальше или оставлять эту затею и возвращаться неизвестно куда. В этот момент, конечно, очень помогла семья, друзья. Пришлось пойти на курсы по подготовке к этому экзамену, и это было тоже очень не просто. На этих курсах ты занимаешься с 8 утра до 6 вечера. Тебе дают учебники и наушники, в которых слушаешь объяснения. То есть живого человека там нет и ты занимаешься самостоятельно. Количество информации, которое нужно было переварить и удержать в голове, было просто невероятное. Я помню, что у нас рядом с аудиторией был небольшой парк с фонтаном, и вот когда я чувствовал, что голова от потока информации готова просто взорваться, я выходил и клал голову в этот фонтан. Через три минуты возвращался в аудиторию и опять надевал наушники. Но это очень помогло и со второго раза у меня все получилось.
– Сейчас кто-то из новоприбывших читает вашу историю и думает – ну да, он небось с деньгами приехал и у него была возможность не работать, а сидеть целыми днями книжки зубрить. А я вот тоже доктор, но мне нужно семью кормить, поэтому я работаю на DoorDash.
– Моя зарплата хирурга-онколога была 110 рублей 20 копеек. Из этой суммы высчитываю подписку на газету «Правда», профсоюзные взносы, комсомольские взносы. То есть домой я приносил максимум рублей 90. Когда мы сюда приехали, у нас было в кармане 300 долларов. Чтобы поехать на конференцию, мне пришлось продать свою энциклопедию, а остальное мы заняли у друзей и родственников. К счастью, моя супруга почти сразу нашла работу секретаря в организации. Она получала целых 19 тысяч долларов в год. Большая часть этой суммы уходила за аренду квартиры с двумя спальнями. Как-то так. В такой ситуации очень важно иметь тыл – семью и друзей, которые в тебя верят и тебя поддерживают, тогда все возможно.
– А друзья у вас были тоже из бывших советских?
– Нет, мы попали в чисто американское комьюнити. Мы месяца четыре после приезда вообще не слышали ни одного русского слова. Тогда американцы очень сильно увлекались советскими людьми, нас много приглашали, нами интересовались и это, безусловно, тоже помогло. Но я вам должен сказать, что мы ни разу не пользовались никакими Велферами, пособиями, все делали сами. Сейчас, насколько я знаю, эти ресурсы довольно щедрые, если постараться – даже не ограниченные. Можно получить и образование за счет государства, главное иметь желание. Самое главное – поставить цель в жизни и, не сдаваясь, стремиться к ней, даже если что-то не получается с первого раза.
– Вам наверняка еще помогло, что вы хорошо владели английским?
– Хорошо языком у меня владела супруга, потому что она была профессором английского языка в Харькове. Ее английский был лучше, чем у большинства местных. Мой английский был совсем никакой – я знал слова четыре. Но я пошел в школу для взрослых и там учил язык с нуля. То есть первые несколько месяцев я делал только то, что учил английский. Конечно, очень важно сохранить свою культуру, свой язык, но при этом просто необходимо, если есть цель и желание здесь преуспеть, с головой погружаться в американскую среду. Нужно просто раствориться в ней.
– А вам тяжело было сохранить русский язык?
– Конечно, когда ты постоянно в англоязычной среде, ты со временем теряешь чувство родного языка. Помните, как Солженицын однажды где-то сказал «народный избранец». Так что остроту русской речи теряют даже великие, не говоря уже обо мне. Мы с вами говорим и мне уже трудно подбирать правильные слова. Я очень любил литературу, очень любил поэзию, но сейчас я не могу выразиться так, как мне бы хотелось.
– Думаете на английском?
– 50 на 50, но все чаще уже на английском.
– Не могу не задать еще один вопрос о вашей работе. Я всегда предполагала, что боль – это знак того, что в организме что-то не так. Избавляя человека от боли, вы же не решаете проблему, из-за которой она возникла.
– Боль есть хорошая и плохая – когда вы касаетесь пальцем чего-то горячего, боль заставляет вас отдернуть руку, чтобы не получить сильный ожог. Когда у вас сломана нога – боль защищает вас от того, чтобы вы на ногу не наступали и не усугубили проблему. Но если боль продолжается в течение месяца, двух, то наступает состояние, которое называется хронический болевой синдром, и это плохая боль, которая меняет характер человека, он становится беспокойным, раздражительным, может впасть в депрессию. Люди теряют надежду, работу, веру в жизнь, подсаживаются на наркотики. Вот это моя основная задача – разобраться, что болит, и убрать эту боль, чтобы человек смог жить нормальной жизнью.
