Сегодня в рубрике «Лица столицы» предлагаем вашему вниманию интервью с пастором Владом Костяковым.
– Влад, откуда вы родом? Из какой вы семьи?
– Я родом с Украины, из города Кривой Рог, приехал в Америку, когда мне было 11 лет.
– Помните момент, когда вам родители сказали: Влад, мы едем в Америку?
– Я не только помню этот момент, я мечтал переехать в Америку с девяти лет. Первыми уехали наши родственники. Это было сразу после развала Союза, и с почтой в Украине тогда было не все благополучно, а другого способа общения с заграницей практически не существовало, потому что звонить было баснословно дорого. Так вот, моя мама подкармливала нашего почтальона шоколадом для того, чтобы она не выбросила нашу почту. В то время люди жили совсем плохо и многие из них, впрочем, как и сейчас, во всех бедах винили Америку. И могли, просто увидев, откуда пришло письмо, выбросить его, из вредности. Так вот, я очень хорошо помню, как нам принесли пакет, в котором был вызов в Москву, на соборование. Я, наверное, в своей жизни так высоко не прыгал от радости, что я буду жить в Америке. Мы уехали как беженцы. Мой прадедушка Моисей умер в лагере, его забрали в 1947-м за веру в Господа. У него была очень большая семья, которую преследовали. Моих родителей лимитировали, не дали им получить образование, хотя у них было большое желание. Вот на этом основании наша семья и вся наша родня получила возможность уехать сюда.
– Сколько ваших родных живет в Америке?
– На днях собирались только родственники со стороны мамы, так вот на фото мы насчитали 160. У моей мамы в семье 14 детей. Родственники со стороны отца в основном живут в Портленде. Там, наверное, тоже человек 200 наберется.
– А у вас сколько детей?
– У меня двое детей – дочка 16 лет и сын 13 лет.
– Сложный возраст.
– Я сам боялся их тинейджерства, потому что я был очень сложным ребенком. Если взять всех подростков и расположить их на шкале сложности от 1 до 10, то я был бы на 10 в своей семье. Но пока, на данный момент, опасения мои не оправдываются. Наверное, я очень обжегся на своем опыте, поэтому стараюсь уделять им максимум внимания, читаю книги, общаюсь, консультируюсь, дети разные, отличаются очень друг от друга, но я начеку.
– А что с вами происходило в их возрасте, почему вы говорите, что были на порядок сложнее всех остальных?
– Знаете, моя история – это, наверное, одно из главных посланий, которое я хочу донести до современных родителей, которые недавно приехали в Америку. Если у тебя темное прошлое люди, обычно о нем не рассказывают. Но я рассказываю, потому что мне уже 40, я пастор, и для меня мое прошлое это наглядный пример для нынешних родителей, чтобы моя история не повторилась в их детях. Когда мы приехали в Америку, в Сакраменто было уже тысяч 50 славян. Для иммигрантов того времени было все намного сложнее, денег не было практически ни у кого и родители занимались выживанием в новых условиях. А мы – дети – шли в школу, не зная английский, не понимая ни слова. Конечно же, над нами насмехались, издевались, нас унижали. Постепенно славянские дети начали объединяться, чтобы отвоевать себе место в этом новом мире. Так как родителям было не до нас, нас стала воспитывать улица. Школа воевала со школой. Район воевал с районом. Кого-то из славян обидели – туда приезжают 50–70 славян, разбираться, бить американцев. Кто-то баловался наркотиками, кто-то еще чем. Меня и моих друзей интересовали деньги, а самые легкие деньги были – воровство машин. Нам было 14–15 лет. Мы зарабатывали, беспредельничали. Мы все были дети верующих родителей, из очень богобоязненных семей и церковь была у нас местом встречи, мы приезжали туда с родителями, а дальше шли тусить в город.
– Сейчас такого не происходит?
– Сейчас все по-другому. Конечно же, новым иммигрантам хочется побыстрее заиметь дорогую красивую машину, купить хороший дом, хочется жить красивой американской жизнью. И Америка предоставляет для этого все возможности. Только дети опять остаются на улице – они быстренько учат английский, они чувствуют себя круче родителей, которые зовут их на подмогу, чтобы что-то перевести или позвонить куда-то. В подростковом возрасте и так друзья имеют больший вес, а тут еще и родители «отсталые». И потом оказывается, что пока ты зарабатывал на «мерседес», ты совершенно упустил, что твой ребенок общается не с теми людьми. И ты садишься в свою дорогую машину, приезжаешь ко мне или другому пастору и говоришь: помоги, расскажи, что делать?
– Вы всегда знаете, что делать?
– О, я бы хотел! Но, ребята, я один, может, из тысячи, кто выбрался. Для родителей до сих пор это чудо. Много моих друзей до сих пор сидят, некоторых мы похоронили, многие продолжают употреблять.
– Так каков ваш главный совет родителям?
– Сделать все возможное, чтобы у ваших детей были классные друзья, классные занятия, где ребенок может себе найти хороших друзей. Вникайте в жизнь своего ребенка, общайтесь с ним, дружите. Вы можете заработать все деньги мира, но потерять самое драгоценное, что у вас есть – ваших детей.
– Влад, так как же вы выбрались из трясины, которая вас засосала?
– Наверное все-таки благодаря ценностям, которые закладывались с детства, я в душе понимал, что живу неправильно и ненавидел себя за это. Я закрывался в комнате, плакал, я обращался к Богу, как я был научен. Я старался, у меня были моменты, когда я пробовал друзьям сказать: ребята, все. Меня хватало иногда на неделю, иногда на несколько недель. Но у меня ничего не получалось.
– Почему?
– Потому что я оставался один. Весь мой мир, все мое братство, моя защита были там, где были мои друзья. Новое сообщество меня не принимало. Я был – оторви да выкинь. Меня исключили из школы с запретом на возвращение. Даже в церкви главный орган братства собрался и подписали бумагу, запрещающую мне вход на территорию церкви. И рядом не было никого, кто мог бы стать со мной и помочь мне выбраться.
– А вы просили помощи у родных?
– Мой отец, он очень сильный, волевой человек, очень требовательный. У меня с ним были очень плохие отношения и он вообще не понимал, что со мной делать. И вот он пошел к человеку, что в христианском мире называется пророк. И он ему сказал, что он должен показать мне свою любовь. И вот, я прихожу, как обычно, в 4–5 утра домой и слышу из его уст: «Сынок, ты дома». А он называл меня так, ну разве, когда я совсем маленький был. Я у него обычно был разбойник, кровопийца. Ну, думаю, или у меня, или у него крыша поехала. А он действительно день за днем стал относиться ко мне с любовью и уважением. Меня начало ломать и в один момент я его позвал и попросил о помощи. Мы много говорили и я решил, что хочу уехать. И он отправил меня в другой штат в библейскую школу. Для меня это место стало чем-то вроде ребцентра. Появились новые друзья, занятия, интересы. В Сакраменто я приехал только через год. Было очень тяжело не вернуться в прежнюю любимую компанию, но психологически я для себя устроил своеобразные похороны этих отношений. И я смог удержаться, а не попасть обратно в ту ловушку, в которой я жил.
– Влад, но одно дело съездить в библейскую школу, а другое дело стать пастором. Когда вы приняли это решение?
– Ну, я все-таки рос в церкви, у меня много родных были пасторами. Но больше всего повлияло то, что я увидел перемены внутри себя и жгучее желание изменить свое общество. В списке моих друзей было 63 человека, за которых я молился. И я знал, что церковь может стать платформой, которая может приносить перемены в жизнь людей. Кроме того, что я угонял машины, я еще и работал на стройке и у меня было скоплено 15 тысяч долларов. У меня была мечта купить «мерседес», квадратный такой, его называли «кабан». Но тут мне предложили поехать в миссионерскую поездку в Украину, и я согласился. Я решил потратить эти деньги на то, чтобы помочь другим людям измениться к лучшему. Вот во время этой поездки я начал понимать, что у Бога для меня тоже есть определенная миссия.
– А «мерседес»-то купили?
– Да, был у меня «мерседес» – ведро ведром, ломается, невыгодно. Продал его и вздохнул с облегчением.
